Цифровизация права интеллектуальной собственности даст колоссальный экономический эффект

– Сергей Юрьевич, ровно 20 лет назад американский журнал Businessweek впервые использовал термин «креативная индустрия». Но если сегодня обратиться к российским экономическим словарям, такого словосочетания в них не найдешь: «индустрия» – есть, «креатив» редко, но встречается, а вот единого определения до сих пор нет.

– Точного определения креативных индустрий, как «обычно мы любим» – на уровне словаря или еще лучше – федерального закона, действительно нет. Сам набор слов, будучи заимствованным, переводным, не обрел в русском языке того смысла и наполнения, которое есть в других языках. Изначально, если обращаться к французскому, слово «индустрия» означает в первую очередь деятельность, усердие, трудолюбие, искусство в промыслах. Лишь во вторую – промышленность, ремесленную работу. Но российские словари на первое место ставят как раз второе значение, усиливая его и совершенно теряя первое. В нашем языковом пространстве индустрия – «важнейшая отрасль народного хозяйства». Большая советская энциклопедия и вовсе считает «индустрию» синонимом «промышленности», а академический словарь расшифровывает ее как «фабрично-заводскую промышленность с машинной техникой». Как бы быстро ни росла «креативная экономика», она точно не только в России, но и во всех других странах не является ни важнейшей, ни крупнейшей. Она никак не соотносится с фабриками и заводами, за исключением таких случаев, когда она занимает их бывшие пространства и трансформирует в современные творческие кластеры.

Поэтому и определения в российском словарном и законодательном поле до сих пор нет – оно попросту не нужно. Для государства нет такого объекта управления, он ничтожно мал и незаметен по сравнению с тяжелой или даже легкой промышленностью, аграрным комплексом. Для самих компаний и предпринимателей, деятельность которых в значительной степени является творческой – от разработки игр, создания или распространения музыки, рекламы и архитектуры до кинематографии и анимации, дизайна или ресторанов авторской кухни, от наличия или отсутствия такого определения жизнь не поменяется.

Вторая причина – работа с «креативными индустриями» требует проявления ума и утонченности. Очертить их контур привычными методами – классификаторами ОКВЭД, методами статистического наблюдения – невозможно. Креативные индустрии могут возникать везде – начали готовить новые, функциональные или внешне необычные «дизайнерские» блюда в обычном ресторане, за счет этого привлекли клиентов, устанавливали более высокие, нежели среднерыночные, цены – ресторан стал ярким представителем «креативной индустрии». Перестал, заменил обслуживание конвейерной раздачей блюд, убрал музыкальное сопровождение – стал обычной столовкой. И в том и в другом случае код ОКВЭД заведения не поменялся. Как возникают, так же легко они могут исчезать – традиционно к креативным индустриям относят разработку программного обеспечения. Но согласитесь, если программная компания перестала создавать собственные продукты и просто по внешнему заказу осуществляет кодирование – можно ли ее в полной мере отнести к категории «креативных»? «Водораздел» весьма эфемерен и определяется наличием или отсутствием творческой составляющей и ее значимостью для экономики.

– И все же именно сейчас вопрос о критериях отнесения к креативным индустриям поднят на достаточно высоком уровне. Из тех трактовок, которые дают эксперты, лично мне больше понятна такая: креативная индустрия – это отрасль экономики, объединяющая предприятия и предпринимателей, продукция которых несет в себе потенциал создания добавочной стоимости путем производства и эксплуатации интеллектуальной собственности. А как вы очертили контур российских креативных индустрий?

– Да, сейчас ситуация иная – на фоне падающей сырьевой экономики, экономика креативная видится более перспективной, устойчивой, даже динамичной – она, собственно, и дает надежду на будущее. Впрочем, это обоснованно – по мере цифровизации, автоматизации и удешевления производств инженерные решения, творческие находки, живые эмоции, идеи, воплощенные в продуктах, будут приобретать все большую ценность. Чтобы не оказаться не то что на периферии, а за бортом новой эпохи, нужно создавать в каком-то смысле тепличные условия, взращивать ростки той самой креативной экономики. Но для этого нужно научиться ее распознавать, не путать «полезную культуру» и «сорняки».

С чем не могу согласиться, так это с тем, что это «отрасль экономики». Отраслевое деление устоявшееся, сформировалось в промышленную эпоху. Пытаться втиснуть туда деятельность свершено иного характера – все равно что сравнивать горячее и синее. Но критерии распознавания тем не менее можно сконструировать даже в рамках имеющегося законодательного поля. Давайте попробуем сделать это.

Основой деятельности компаний, которые можно отнести к креативной экономике, всегда выступает творческий компонент. При этом природа этого творчества не так важна – это может быть искусство, музыка или литература, графика, а может быть творчество техническое или даже комбинация всего перечисленного.

Напомню, что если тот или иной результат создан творческим трудом, то его создатель признается автором – посмотрите статью 1228 Гражданского кодекса. На такие результаты возникают права, а все вместе это и является интеллектуальной собственностью. Для того чтобы получить экономические выгоды, то есть использовать результат для производства или оказания каких-либо услуг, такая интеллектуальная собственность применяется компаниями. Иногда они создаются самими авторами.

Для компаний интеллектуальная собственность, которая приносит реальные экономические выгоды, является нематериальным активом, – я практически цитирую правила бухучета. Получается, что у компаний, в деятельности которых доминирует творческий компонент, должны появляться активы именно этого типа – то есть активы, которые не являются вещью. Более того, именно их стоимость, инвестиции в этот вид активов будут доминировать.

Собственно, факт наличия и доля именно нематериальных активов позволяют очень точно диагностировать как раз те компании, которые во всем мире традиционно относят к креативной экономике. Это очень подвижный критерий – ведь интеллектуальные права могут быть оспорены, и компания может лишиться нематериального актива. Или, напротив, приобрести музыкальный каталог или права на технологию, начать ее внедрять – и перейти в категорию «креативных». Это не зависит от ОКВЭД.

– Следуя логике, если есть креативная индустрия должна быть и креативная экономика. Можно ли говорить о том, что этот рынок уже сформировался в нашей стране? Насколько зрелым и самостоятельным его можно назвать? Каким цифрами он сегодня исчисляется?

– Да, компании, которые в полной мере можно отнести к категории креативных индустрий, есть и их немало. А вот про рынок говорить немного преждевременно. Пока мы видим относительно разрозненные сегменты – более развит музыкальный, в фазе активного роста – анимация, менее разит – технологический. Каждый сегмент измеряется пока что небольшими цифрами – несколько миллиардов. Самым емким является рынок программного обеспечения – он вносит более чем процентный вклад в ВВП.

Но по каждому сегменту есть ощутимые перспективы: Высшая школа экономики в рамках исследований потерь российской экономики от низкого качества управления интеллектуальной собственностью, проведенных для РСПП, оценила потенциал роста только в части экспорта креативных услуг более чем в 100 миллиардов рублей, а в целом прирост ВВП за счет креативных индустрий – более 1%. В сфере технологических новаций, промышленного дизайна и вовсе под 5%.

– Насколько защищены в правовом отношении участники рынка креативных индустрий? Требуется ли сегодня доработка механизмов правового регулирования креативной экономики?

– Требуется и доработка, и переработка. Когда мы говорим о защите участников рынка, я бы разделил вопрос на две составляющие – отдельно рассматривал вопросы правовой защищенности при ведении экономической деятельности и отдельно – защищенность тех результатов творческого труда, которые составляют основу продуктов или услуг, то есть защищенность интеллектуальной собственности.

Ведение экономической деятельности, не только компаний, представляющих креативную экономику, но вообще российского бизнеса сопряжено с серьезными сложностями. Я здесь вряд ли что-то новое скажу – независимая судебная система, невмешательство в деятельность компаний проверяющих органов и связанный вопрос коррупционной нагрузки на бизнес, доступность кредитных ресурсов, рациональная налоговая система – у нас это слишком далеко от идеала. Как только не пытались ограничить проверки, отменить ставшие бессмысленными требования многочисленных нормативных актов – даже громкие бренды анонсировали: «регуляторная гильотина», «трансформация делового климата». Однако результат по-прежнему оставляет желать лучшего.

Отмечу лишь, что в отличие от других компаний компании креативной сферы преимущественно ориентированы на создание товаров и услуг для международного рынка. Привязка к определенной юрисдикции для них не имеет столь уж принципиального значения. Для них самое важное – создатели контента и способы его распространения либо для промышленного производства – производственные возможности. Собственно, цифровизация, включая аддитивные технологии, решает эти основные задачи – упрощение производства и доступа к рынку. Остальные вопросы – налогов, избавления от проверок – решаются фактическим или виртуальным перемещением бизнеса в более комфортную юрисдикцию.

Понимая это, ряд государств ввели для креативного предпринимательства специальные налоговые режимы, гарантировали отсутствие наказаний за непреднамеренные налоговые ошибки, а для людей творческих, создавших бизнес, – это важный аргумент в том, чтобы реализовать свой творческий потенциал именно в такой стране.

В части защиты прав интеллектуальной собственности у нас ситуация, несмотря на прогресс последних лет, тоже далека от идеала. Нарушения авторских прав в сети интернет – проблема решена лишь отчасти, в пожарном режиме, под давлением киноиндустрии. А где системные антипиратские механизмы для музыки, для графических работ, объектов промышленного дизайна?

Отчасти это проблема самих индустрий, в которых не сложилось обычаев формировать «белые списки», системно заниматься очисткой интернета от контрафакта. Но, с другой стороны, это проблема органов государственной власти, которые за два десятка лет цифровизации не позаботились о создании удобных и комфортных механизмов для правообладателей, то есть среды для эффективной работы «творцов». Государственный аппарат всегда сильнее художника – и то, что не сможет сделать для защиты своих прав автор, могло бы сделать, но не сделало соответствующее ведомство, и, к слову сказать, их в России несколько. Не меньшая проблема – нарушения интеллектуальных прав при ввозе и распространении промышленной продукции. Этот рынок еще более емкий – все же живем мы в реальном, а отнюдь не в цифровом мире.

Есть и «локальные» проблемы, не менее застарелые очевидные проблемы – например, конфликт интересов в Палате по патентным спорам. И эта проблема еще умножается невозможностью судебной защиты, минуя палату, – закон напрямую устанавливает запрет на это.

– Экспорт и импорт продуктов креативных индустрий. Как вывести наших авторов на мировой рынок и как защитить собственный – внутренний – рынок от недобросовестной конкуренции?

– Как ни странно – с помощью цифровизации права интеллектуальной собственности. Я понимаю, что в силу последних событий мы с опаской относимся ко всей цифровизации, особенно когда она используются для ограничения прав и свобод. Но цифровизация именно права интеллектуальной собственности, автоматизация реализации этого права, даст колоссальный экономический эффект. Цифровая среда открывает широчайшие возможности распространения аудиовизуального, музыкального контента, программных решений. Она же дает возможность защиты прав за счет использования онлайн-правосудия во многих (жаль, что не в российской) юрисдикциях. Да и само правосудие меняется – в частности, блокчейн-записи во всех развитых юрисдикциях вполне воспринимаются как доказательство создания охраняемого объекта, факта передачи прав. Это своего рода окно возможностей.

В развитых экономиках система защиты прав формировалась не одно десятилетие, она сама по себе является серьезным бизнесом. Для того чтобы воспользоваться ею, требуется немало ресурсов, которых у российских компаний просто нет. Цифровые технологии резко снижают барьер доступности всей системы охраны и защиты интеллектуальной собственности. Исключением, пожалуй, да и последним бастионом, является международное патентование, затраты на которые развивающиеся экономики, пытающие работать на глобальном рынке, вынуждены субсидировать компаниям из национального бюджета.

– Насколько существенен приток инвестиций в креативные индустрии? Что требуется сделать, чтобы потенциальный инвестор обратил внимание на эту сферу деятельности?

– Я думаю, специально ничего делать не нужно. Инвестор тратит деньги, для того чтобы получить еще больше денег. Какой сегмент сулит больший доход, туда он и вкладывает. Сырьевой сегмент обещает доходы – инвестор двигается туда. Креативный, например кинопроизводство, – перемещает средства в этот сегмент. Понятно, что есть профессионалы, которые работают с конкретным сектором – например, только с IT-компаниями или фармацевтикой. Но в целом поведение банковской системы таково: где лучше прогнозы доходности и меньше рисков, туда и инвестируют. Поэтому в силу недавних событий в сырьевой экономике интерес к креативным индустриям только растет.

Но в российских условиях с гипертрофированной регуляторикой, в том числе в сфере кредитования, существуют барьеры для инвесторов искусственного характера. Если в большинстве юрисдикций регуляторы по отношению к кредитованию творческих индустрий, в том числе и под залог интеллектуальных прав, оставляют решение по оценке объекта залога, решение о принятии интеллектуальных прав к залогу на усмотрение конкретного банка, который руководствуется принципом «должной осмотрительности», то у нас на залог в виде интеллектуальной собственности изначально приклеена черная метка. Ее считают рискованным, низко ликвидным активом. В общем, сами себе придумали правила и сами от них страдаем. Страны, которые поощряли и стимулировали инвестиции в творческую, технологическую сферу, но беспокоились за стабильность банковской системы – например Южная Корея, не ограничивали банки, а создавали государственный гарантийный фонд.

– В нашу жизнь все активнее входят цифровые технологии. Даже в российском законодательстве появилось понятие «цифровые права». Возможно ли создать блокчейн-инфраструктуру, работающую в интересах объектов интеллектуальной собственности?

– Так она создана! Я имею в виду технологическое решение – IPChain. Сегодня это более 20 узлов, в которых зафиксировано около 4 миллионов транзакций с правами и объектам интеллектуальной собственности. Так что технологически все реализовано. Дело за малыми «штрихами» в законодательство, которое в целом весьма детально описывает содержание прав интеллектуальной собственности и особенности их традиционного оборота, но не всегда учитывает цифровую реальность.

Если говорить о «цифровых правах», поименованных в первой части Гражданского кодекса, то они имеют особенность – их оборот возможен внутри информационной системы без участия третьего лица. А если посмотрите четвертую часть Гражданского кодекса, то увидите, что для некоторых видов интеллектуальных прав оборот без участия третьего лица невозможен – например, без регистрации Роспатентом переход патентных прав состояться не может. И тут, собственно, два варианта – либо отменять госрегистрацию, чтобы все виды интеллектуальных прав в цифровом виде оборачивались единообразно, либо прямо указать в законодательстве возможность участия государственного регистратора во внешней информационной системе и соответственно в обороте цифровых прав. Второй вариант технически сложнее, но для решения задач защиты, обеспечения прозрачности рынка интеллектуальной собственности он сулит много преимуществ.

Есть и другие нюансы, связанные с реализацией интеллектуальных прав. Например, сейчас законодатель исходит из того, что лицензиат должен предоставлять отчеты об использовании. Но в цифровой реальности эту рутинную функцию, как правило, берут на себя различные сервисы и платформы. Они это делают автоматически, ведут учет использований в соответствии со своими правилами без участия конечного пользователя. Такую особенность тоже неплохо было бы учесть в законодательстве – это в полной мере решит проблему взаимодействия правообладателей, потребителей и владельцев онлайн-сервисов и платформ.

– Насколько активно пользуются цифровыми сервисами представители креативных индустрий: композиторы, писатели, дизайнеры, авторы полезных моделей и изобретений?

– В различных сегментах по-разному – в сфере музыки намного активнее. Но это связано с тем, что сам рынок более развит, количество транзакций при обороте объектов огромное, если, например, сравнивать с киноконтентом. Да и сервисы решают задачи практически всего жизненного цикла: фиксируют факт создания, обеспечивают депонирование и хранение эталонной копии, делают «доставку до витрин», которые позволяют слушать музыку конечным потребителям. Причем последние решают весь спектр задач – от частного прослушивания до озвучивания общественных пространств, баров и ресторанов.

Вообще в сегменте литературного, фото- или музыкального творчества динамика роста числа пользователей основных сервисов была отличная – более 10%, а некоторых – до 16–17% в месяц. В технологической сфере все намного хуже – здесь замкнутый круг: рынка практически нет, поэтому и сервисов не создается, но нет сервисов – не развивается рынок. Плюс в сфере технического творчества много заблуждений, например, что можно «продать патент». Конечно, в итоге продается право на патент, но самим объектом продажи является целостное техническое решение, отдельные элементы которого могут защищаться в том числе и патентами на изобретения или промышленный дизайн. А такого товара практически никто пока предлагать не научился.

В целом сейчас проникновение сервисов в среду авторов, которые стремятся управлять правами самостоятельно, я оцениваю не более чем в 3–5%. Если смотреть сферу технического творчества – там и вовсе доли процентов. Но ситуация достаточно быстро меняется.

– Способна ли креативная экономика стать дополнительным драйвером развития национальной экономики? Что для этого необходимо сделать и на каком уровне?

– Почему же «дополнительным»? Интересно, кто сейчас «основной»? Конечно может, главное, ею не пренебрегать и создавать комфортную, целостную, понятную среду для развития. Очень скучно опять возвращаться к теме институциональной среды, но без этого никак. Я не буду перечислять все, что нужно делать для развития креативной экономики, думаю, это предмет отдельного разговора, начать который нужно с инструментов развития человеческого капитала, приведу один яркий пример дефекта нынешней системы. В стране отстроена достаточно четкая налоговая система, выстроены эффективные механизмы налогового администрирования. И, казалось бы, все хорошо – система быстрая, цифровая, но… она сверстана под экономику промышленную, экономику добычи, переработки сырья и оценки трудовых ресурсов по затратам рабочего времени. Как следствие, для экономики креативной созданная система является прокрустовым ложем.

Если налог на добавленную стоимость логичен для сырья, комплектующих, то логичен ли он для покупки интеллектуальных прав? Ответ очевидный – нет. Интеллектуальные права не сырье и не комплектующие. А их покупка – всего лишь условие законности выпуска конечной продукции. Не купил права – нарушил закон. Купил право – выпускай продукт правомерно, он не будет нарушать ничьих прав. Получается, что НДС на лицензионные соглашения – плата за то, что производитель не нарушил закон? Конечно, есть несколько сегментов, где НДС отменен. Но это не системное решение.

Давайте посмотрим с другой стороны на это. Все создатели, например, музыкального контента не являются плательщиками НДС – они же малые или средние. А компании, которые агрегируют контент и доставляют до потребителей, напротив, плательщиками НДС являются. Зачет налога в этом случае невозможен, и я должен платить 20% государству. Хотя сам контент, права на распространение которого я покупаю, может не понравиться конечному потребителю и не принесет мне дохода. Но налоги заплатить уже надо. Что делают в России в таком случае? Просто договариваются, как-то неформально решают вопрос. В сфере технической, где для производства товаров нужны определенные производственные мощности, такие договоренности сплошь и рядом. Основная форма передачи технических результатов – не договор об отчуждении или предоставлении права использования охраняемых патентом технических или дизайнерских решений, а отчет о НИОКР! С правами никто не собирается работать, все как-то проще поступают, на уровне самой простой правой формы и устной договоренности. Очень несбыточно поэтому выглядят показатели нацпроекта «Наука» в части патентования – это задача «неберучка» при существующей налоговой системе. Еще раз подчеркну, системы неплохой, но, к сожалению, заточенной на другой тип экономики. В итоге госорганы опять будут выполнять показатели нацпроекта через палочную систему, что в очередной раз обернется дискомфортом для людей, а в итоге – размытием и оттоком очень подвижного слоя талантов.

Еще один пример – страховые и пенсионные начисления на поощрительные вознаграждения авторам. Во всех законодательных системах других стран такое вознаграждение за создание творческого продукта тоже присутствует. Это благодарность со стороны общества таланту, создавшему ценные результаты. Фактически – создателям или первооткрывателям нового «сырья» для экономики. Но в России налоговая система за уши притянула и приравняла такие поощрения к оплате труда. Итог – те организации, которые должны платить такое вознаграждение, а право на него сохраняется вне зависимости от места работы автора, всячески избегают и уклоняются от этой обязанности.

Конечно, еще бы кроме институциональных условий запустить масштабные проекты в рамках нацпроектов «Культура» или «Наука», направленных на концентрацию творческого, инженерного и предпринимательского потенциала, – «умный город», использование национальной айдентики в современных продуктах. Но это уже «вишенка на торте», а пока торт в виде институциональной среды далек от готовности.

– Исторически так сложилось, что наша родная экономика во многом, в том числе и в развитии своих нематериальных активов, отстает от мировых лидеров. Как вы считаете, мы обречены на роль вечных аутсайдеров или у нас еще есть возможность «догнать и перегнать Америку»? Реально сделать российский рынок интеллектуальной собственности прозрачным, привлекательным, доходным, масштабируемым внутри страны и на мировом рынке?

– Нам не надо ни за кем гнаться. Все формальные показатели, в том числе и число патентов, и нематериальные активы, – это лишь следствие, своего рода термометр экономики. Он показывает, есть она или нет, жива или нет, здорова или нет. Все получится само собой, если работают инструменты развития человеческого капитала, если создана инфраструктура для творческой деятельности, если хорошо работает сервисное обеспечение для управления интеллектуальными правами, наконец – создана нормальная институциональная среда, защищающая такие права и позволяющая использовать их в предпринимательской деятельности. Тогда все получится само собой, хотя не быстро.

– Спасибо за интересную беседу.